Незалежність | Костянтинівка бізнесова

Ніколи, жодного не забудемо, жодної сльози не вибачимо!!! Слава героям України, що загинули за Незалежність! Мордор рашистський, будьте прокляті!

==========================================

Страшнi, рванi рани в душах цих дiтей з дорослими поглядами зарубцюються i матимуть шрами. Цi шрами будуть болiти i нити щоразу, коли вiдбуватимуться державнi свята такого рiвня, або звичайнi вшанування пам'ятi наших героiв. Проте цi, такi маленькi, але вже такi дорослi украiнцi нiколи не зрадять пам'ять своiх загиблих батькiв i обов'язково виправдають сподiвання своiх овдовiлих матерiв. Заради них не страшно померти. Заради них варто жити. Це наша нацiя. Це майбутне Украiни.

==========================================

Россияне,а вы знаете,что эти дети не простят вас НИКОГДА?Ни они,ни их дети и внуки.Только не говорите мне"это всё Путин,мы здесь ни при чем"

==========================================

Gayane Avakyan

- Думаешь, уже можно?

- Да, уже тихо. Нужно идти.

Це був п’ятий штурм військової частини. Цього разу танк стріляв не з нашої вулиці, а вулицею вище, хоча такою машиною нас у ту ніч вже було не здивувати – за звуком вже впізнали. Тобто, не як вперше, коли ми сидячі у коридорі із жахом сперечалися:

- Слушай, так жужжит, как будто танк под окнами.

- Да откуда у них танк?

Тоді чоловік визирнув крізь закриті жалюзі кухні у вікно. І там у напрямку частини дійсно їхав танк (потім хтось у дивних для мене абревіатурах пояснював, що то за машина, але для мене вони усі – танк), лишаючи по собі глибокі сліди від гусеней на дорозі. Була ніч, вуличне освітлення вимкнене, у вікнах жодного світла.

Зробивши постріли по АТП і паркану бази нашою ж вулицею поїхав, під акомпанемент з автоматних черг. Потім ми шкодували про одне – що фотоапарат на підвіконні не зміг зняти відео через непроглядну темряву.

Але це було раніше. Вп’яте вони таки потрапили у КПП танкової бази, але ми цього ще не знали. Ми просто дочекалися, коли стихне і буде світанок, взяли фотоапарат і пішли до частини. Це вже стало звичним ритуалом, йти до неї нам було рівно хвилину – тому колеги потім дивувалися, чому на сайті так оперативно з’являлися публікації. Бо ми йшли знімати, як тільки сходило сонце.

Тоді на шляху до бази нас перестріли двоє військових у цивільному. Вони ходили у дворі багатоповерхівок, що навпроти частини, і шукали небезпечні предмети. А також, перепитавши "какая конкретно пресса" і задовлені відповіддю, люб’язно підказали нам де трохи далі на асфальті "фотогенічно" лежать розтрощені гільзи від снарядів, які летіли у КПП.

Сам вигляд розбитої будівлі в мене тоді викликав жах. Здавалося, що під цією цеглою хтось точно лишився заваленим. На руїнах ходили військові. Наблизитися близько ми не наважувалися, використовували zoom. Коли почала знімати, один зі спецназівців прокричав: "Где будут фотографии?" Кричати голосу мені б тоді не стало, підійшла, щоб з комом у горлі (не від страху, а від жаху, що люди це пережили) відповісти. "На сайте? Отлично! Я тогда скажу своим, чтоб искали меня там, а то они не верят, что со мной все в порядке".

І тут я не витримала і розплакалася, було соромно за свої сльози. Він повісив автомат на плече і, обійнявши, почав мене заспокоювати. Що ніхто не постраждав. Що частина наша. Що місто не залишать. І вони тоді виконали обіцянку. Сподіваюся, з ним і досі "все в порядке".

До чого це я. Мою маленьку незалежність захищали тоді справжні, реальні люди. Своїми руками і рішеннями, а не гаслами. І продовжують захищати, незалежно від того, якої я національності, віросповідання, що думаю про Порошенка чи Путіна, чи ходжу на концерти під час АТО та чи підтримую проведення парадів. І ця безумовність, наче в любові до дітей, в моїй незалежності найважливіше.

Вибачте за деталі. Але мені треба було це написати.

==========================================

"С войны не возвращается никто. Никогда. Обратно матери получают лишь жалкое подобие своих сыновей — злобных, агрессивных зверьков, ожесточенных на весь мир и не верящих ни во что, кроме смерти. Вчерашние солдаты больше не принадлежат родителям. Они принадлежат войне, с которой возвратилось лишь тело. Душа осталась там.

Но тело все же вернулось. И война отмирает в нем постепенно, пластами — чешуйка за чешуйкой. Медленно, очень медленно вчерашний солдат, прапорщик или капитан превращается из бездушного манекена с пустыми глазами и выжженной душой в некое подобие человека. Спадает невыносимое нервное напряжение, затухает агрессия, проходит ненависть.

Дольше всего держится страх — животный страх смерти. Но со временем проходит и он.

Ты начинаешь учиться жить в этом мире заново. Учишься ходить, не глядя под ноги, учишься наступать на колодезные люки и стоять на открытом пространстве в полный рост. Покупать еду, говорить по телефону и спать на кровати. Учишься не удивляться горячей воде в кранах, электричеству и теплу в батареях. Не вздрагивать от громких звуков.

Ты начинаешь жить. Сначала — потому что так уж получилось и ты остался в живых. Не испытывая от жизни никакой радости и рассматривая ее как бонус, который по глупости судьбы выпал на твою долю.

Но потом ты втягиваешься в жизнь. Тебе становится интересна эта игра, которая не взаправду. Ты изображаешь из себя полноправного члена этого общества. Маска нормального человека приросла успешно, и организм больше не отторгает ее. И окружающие верят, что ты такой же, как и все.

Но твоего настоящего лица не знает никто. Никто не знает, что ты больше не человек. Люди ходят вокруг тебя, смеются, скользят по тебе глазами и принимают за своего.

Правду больше не говоришь никому. Человеку не воевавшему не объяснить войну, точно так же, как слепому не объяснить ощущения зеленого, а мужчине не дано понять, что значит выносить и родить ребенка.

Но все эти годы ты ждешь. Чего? Не знаешь и сам. Ты не можешь поверить, что это закончилось просто так, без всяких последствий. Наверное, ты ждешь, когда тебе объяснят. Ждешь, что кто-то подойдет к тебе и скажет: «Брат, я знаю, где ты был. Я знаю, что такое война. Я знаю, зачем ты воевал». Это очень важно — знать зачем. Зачем погибли твои войной подаренные братья? Зачем убивали людей?

Но никто не рассказывает. И тогда ты — вчерашний солдат, прапорщик или капитан — начинаешь рассказывать сам. Берешь ручку, бумагу и выводишь первую фразу. Начинаешь писать. Ты еще не знаешь, что это будет — рассказ, стихотворение или песня. Строчки идут с трудом, каждая буква рвет тело, словно идущий из свища осколок. Ты физически ощущаешь эту боль, это сама война выходит из тебя и ложится на бумагу. Тебя колотит, трясет так, что не видишь букв, и ты больше не здесь — ты снова там, и снова смерть правит всем, а комната наполняется шепотом, криками и страхом, кричат раненые и горят живые люди, и паскудный свист мины настигает твою распластанную спину. И вот уже мертвецы встают из своих могил, и их много, очень много; здесь все, кто был дорог тебе в той жизни, но погиб, и вот ты уже узнаешь знакомые лица.

Они склоняются к тебе, и их шепот заполняет комнату: «Давай… Давай, брат, расскажи им, как мы горели в бэтээрах! Расскажи, как мы плакали на окруженных блокпостах!Расскажи, как дергаются мальчишеские тела, когда в них попадает пуля. Расскажи им! Ты выжил только потому, что умерли мы, — ты должен нам! Расскажи всем! Они должны знать! Никто не умрет, пока не узнает, что такое война!», и строчки с кровью идут одна за одной, и водка глушится литрами, а смерть и безумие сидят с тобой в обнимку, и толкают в бок, и подправляют ручку.

И вот ты уже — вчерашний прапорщик, солдат или капитан, сто раз контуженный, весь насквозь простреленный, заштопанный и собранный по частям, полубезумный и отупевший — пишешь и пишешь. И скулишь от бессилия и тоски, а слезы текут по твоему лицу и застревают в щетине…

И ты понимаешь, что с войны не надо было возвращаться..." (с)

Николай П. "Винни