Про гармонь, Маяковского и о нашем отношении к истории

Не надо быть мудрецом и пророком, не надо кивать на лукавого, чтобы признать присутствие среди нас необъяснимого порока разрушения и забвения, хотя некоторые догматические, доходящие до абсурда культовые постулаты превозносят разрушения, как высшую степень очищения и обновления. Время здесь лучший судья, оно рано или поздно расставит все по своим местам.




При посещении Святогорской лавры экскурсоводы рассказывают публике об усыпальницах князей Голициных, атамана Платова, находившихся некогда на территории монастыря. Вскоре, после известных октябрьских событий в Петрограде, безликие и сутулые тени разорили могилы, сбросили надгробия в реку Северский Донец, устроив здесь общественное отхожее место. Возмущению нет предела, каждый считает, что такое могли сделать только вандалы, подонки, иваны, не помнящие родства. Соглашаемся и возвращаемся в наш родной город.

Улица Шмидта - историко-революционный центр Константиновки. Здесь, на территории бывшего бутылочного завода, в здании напротив цеха газовиков собирались революционеры, формировались отряды Красной Гвардии. Тут кипела жизнь в те непростые годы. Ныне здесь царствует разруха: выбиты окна, вывалены двери, мемориальная плита сорвана со стены и давно уже отсутствует.

У памятника 13 расстрелянным рабочим, отказавшимся обогащать хозяев, длительные финансовые трудности погасили Вечный огонь.



Дом № 14. Здесь находился ревком Константиновки. Его окна видели убегающих германцев, петлюровцев, деникинцев и прочую нечисть. Здесь печатали шаг отряды красноармейцев, уходя на фронт, катили пулеметные тачанки Нестора Махно. Ступени старой кованой лестницы помнили торопливый стук сапог ревкомовцев, бряцание шашек и трехлинеек о витиеватые кружевные ограждения лестницы. Сейчас при виде этого здания создается впечатление, что его террористы забросали гранатами: все разбито и разрушено. Уничтожена надпись: “Это здание является памятником истории и архитектуры. Охраняется государством”. Впрочем, того государства уже тоже нет.

После революции и гражданской войны город жил трудовыми буднями. Там, где сейчас разрушается здание бывшего треста “Константиновпромстрой”, в домике с низкими окнами, проживал Михаил Никитович Захаров - музыкальных дел мастер. В свободное время он мастерил на заказ гармошки: тульские, с русским строем хроманические трехрядки. Зачастую, как к себе домой, в гости к Михаилу захаживал его товарищ Василий Гайворонский, остряк, весельчак и балагур. Кто и у кого был дружком на свадьбе, теперь уже никто не скажет, да и самих свадеб в то время практически не было, поскольку они считались буржуазными предрассудками. Материальные невозможности тоже кричали во весь голос.

Однажды на Пролетарской случилось чрезвычайное происшествие. Василий явился сюда не пешком, а на извозчике, да не сам, а со своими московскими товарищами. Вид гостей впечатлял: белые шелковые блузы с бантом, ботинки из настоящего хрома не шли в сравнение с ситцевыми косоворотками и парусиновыми туфлями наших парней. Однако все держались на равных, обращаясь к друг другу на “ты”. Визит гостей носил деловой характер. Одному из них (его называли Сергеем) срочно нужна была трехрядка, да не простая, а с переливами, как у итальянского кнопочного аккордеона “Акольдо”. Михаил обещал постараться изготовить баян в срок, одеть его в изящный перламутр. Пока музыканты обсуждали детали, а извозчик многозначительно показывал кнут самым озорным из голоштанной братии, другой московский гость спрыгнул с подножки экипажа под шелковицу, открыл большую, красивую папиросную коробку и с улыбкой стал угощать окружающих папиросами с золотистым ободком. Держался он уверенно, говорил весело и громко. Таким запомнился Михаилу и его соседям пламенный поэт революции Владимир Маяковский, а это был именно он. Встреча была недолгой, гости спешили, и вскоре уехали. А Михаил взялся исполнять почетный заказ. В условленное время гости появились в полном составе. Михаил вынес под мышкой драгоценный инструмент, гость придирчиво оглядел его, подогнал ремни, взял несколько аккордов, пронесся переборами по басам и голосам, - и выразил удовлетворенность.

Маяковский в свойственной ему категорической форме решил отметить удачное приобретение. Василий уважал законы гостеприимства, он, конечно же, знал, где находится ближайшая “монополька”...

На прощанье обменялись рукопожатиями. Пожимая руку Маяковскому, Михаил про себя отметил: “Интеллигент, а рука как у рабочего человека”.

Больше улица никогда не видела Маяковского.

Гайворонский появлялся здесь еще неоднократно, а некоторое время спустя куда-то исчез, и связь с ним оборвалась.

Как оказалось впоследствии, каждого из этих людей постигла по-своему трагическая судьба.