Хроніка 5-річної давнини — від Євромайдану до війни з Росією: МАКСИМ, ЯКОМУ НЕ ВИСТАчИЛО ТРИ БУСА З ПРАВОСЕКАМИ

На публикацию Хроники в предыдущем номере некоторые константиновские участники Донецкого евромайдана обиделись - почему мы даем слово первопроходцам-донеччанам. Да потому что про них больше никто не расскажет!

В этом выпуске мы знакомим вас с профессиональным журналистом, Максимом Касьяновым, которого Евромайдан сделал настоящим солдатом и даже больше этой войны. и от которого, как оказалось, много чего зависело.

— Кем вы были, чем занимались в 2013-м во время выхода на Донецкий Евромайдан?

— Был журналистом британского издания INDEPENDENT MASS MEDIA по Донецкой области. Тематика – криминал, правоохранительные органы, массовые акции. В 2007 году я пошел работать в газету «Панорама», потом работал в Интернет изданиях. По специальности я психолог со специализацией социальная психология.

Как все началось? Сидел дома. Прочитал пост Жени в контакте, что он выходит. Я с ним был знаком пару лет до этого. Мы познакомились на его проекте по местам Донецка. Он у меня в друзьях был в контакте. У него «на стене» увидел информацию, что он всех собирает у памятника Т.Шевченко (краем глаза видел призыв выходить Мустафы Наема). А я жил неподалеку. И, несмотря на то, что было 11 вечера, решил сходить и посмотреть. Когда пришел – Женя стоял сам с велосипедом и плакатом. Говорю – давай я больше проинформирую. Я написал посты в контакте и фейсбуке. Стояли, наблюдали. Вначале было не очень – прохладно и людей не видно. Потом еще двое подошли.

Они с Макдональдса привезли плюшки и кофе. Стало веселее. Я стал делать фоторепортаж, комментировать, выкладывать онлайн. Через час на такси из Красногвардейки подъехала Катя Жемчужникова. Сказала, что решила разбавить мужскую компанию. Я начал делать свою работу. Потом получил редакционное задание освещать эти события. Мне тогда было 35 лет. Семьи не было.

— Вы ж донецкие журналюги все такие циничные, деловые, и вдруг стали активистами.

— Но для меня это не было необычным. Я участвовал в событиях 1998 года на Майдане, был внутри многих избирательных кампаний, не прошел мимо меня и 2004 год. Когда прочитал женин пост – понял, что это не просто так. Уже было ощущение, что это старт больших событий. И я решил выполнять свою работу – информировать, что происходит в динамике. На первый день было 5 человек и мы разошлись часа в 3 ночи. И я написал финальный пост, что расходимся, но продолжим утром. А когда пришли утром, то там уже было человек 30. Для Донецка это уже событие. Я согласовал с редакцией и, т.к. жил в центре, то участвовал во всем, что происходило.

— Кто были эти 30? Я видел на фото руководителя областной организации ВО «Свобода» Игоря Славгородского, нынче, увы, ушедшего от нас.

— Да, Игорь был, были «ударовцы» - Фирсов, Казанский, Шейко. Донецкие активисты, журналисты стали появляться. Все стало приобретать спонтанный характер и, что меня удивило больше всего, пришло много абсолютно простых людей. Я так понял, что первоначальный слоган Жени, что мы против коррупции, беспредела и за законность, очень многих зацепил. Для меня было дико и феноменально, что обычные граждане стали приходить и помогать. Для Донецка это все таки нетипично. У нас такого давненько не было. Количество людей стало лавинообразно расти. На третий день уже было за сотню.

— Я каков был формат «стояния»? Политический постояннодействующий митинг или еще что?

— У меня на этот счет свое видение. Мы просили политически силы – ребята, давайте без флагов, потому что это неполитическая, общественная акция. Уже дня 4 прошло и Славгородский предложил сделать круглосуточное дежурство. Людей было не много, но решили попробовать. Тем более, что уже приносили какие-то вещи, еду. Мы самоорганизовались, создали структуру. Но это не была «драка за руководство», это была команда, которая думала, как сделать всё по уму. Потом, после избиения студентов 30 ноября, Славгородский предложил сделать штаб. Это уже стало больше политической акцией. Как только стали появляться партии, а на тот момент нас собиралось 300, плюс минус 100 человек, сразу активность простых людей уменьшилась. Люди, почувствовали, что политические силы перебирают этот процесс на себя. После этого рост количества остановился, но мы стали проводить акции – Хода, концерты (тогда Стас Федорчук привозил Жадана, Кипиани, "Гайдамаков") и т.п. Но, в принципе, до декабря все было спокойно. Потому что партийцы к нам прислушивались. Во-первых, я сразу сказал: «Ребята, давайте заведем четкий учет поступающих средств. Не надо давать повод для противников". И пока не было политической составляющей, я требовал вести учет и озвучивать во время сборов на евромайдане информацию о количестве собранных средств. Началось с 500, а дошло до 3 тысяч гривен. Но, как только все в руки взяли партии, поступления уменьшились и дошли до нуля. Это показательно – люди не верили политикам. Основная часть средств шла на покупку билетов на Майдан в Киев. Люди говорили, что хотят поехать, но нет денег. Мы покупали билеты, давали сопровождающего.

— Да, общей задачей, как и по всей Украине, было – все на Киев!

— Были даже такие моменты – прихожу на ночное дежурство, а там уже все собрано, стоит наша молодежь и говорит, что мы решили здесь заканчивать и всем ехать на Киев. Я говорю – молодцы, но почему вы за всех решили? Был жесткий разговор.

— Я помню, что Демальянс, Таня Заровная даже хотели отдельно от партий Майдан делать.

— В декабре к «Свободе» и «Удару» присоединилась «Батькивщина» во главе с вышедшим из тюрьмы Константином Матейченко. И они классически стали делить кресла. Кончилась тем, что на какой-то координационный совет уже Женю, меня перестали пускать. Я им сказал, что ни куда не рвусь, но вы, главное, отчеты по деньгам делай. Весь декабрьский период прошел «под флагом» деления несуществующего управления внутри. Это очень серьезно помешало. Если бы не эти политические дрязги, разносолы и разногласия, думаю, что людей бы приходило тысячу и больше.

И когда они совсем уже стали «рвать друг другу глотки»,что грозило просто прекращению Майдана, наступил момент, когда даже я сказал, что я не хочу быть частью этих дрязг. Чтобы они думали о деле, а не о том, кто главный. Может это и возымело действие и они пришли в себя. А потом начался другой этап – титушки, нападения, убийство.

— А когда Вы были в последний раз на Донецком Евромайдане?

— 2 марта 2014 года. Был антимайдан. Тогда постоянно ходили слухи, что нас всех тут «перережут, перестреляют».

— Секретарь Донецкого горсовета тогда приходил, натравливал.  

— Да, я был, когда он рассказывал, что уже на подъезде 700 автобусов правосеков. И мне в очередной раз из достоверных источников сообщили, что в марте специально завезенные группы будут удалять основных активистов. С декабря появились «черные списки», в которых включили и меня.

— Я видел их и ваше фото во время бойни у облпрокуратуры.

— Да, тогда эти плакаты развернули первый раз. Поскольку мне таких предупреждений было уже даже не 10, то, чтобы проверить, я вышел 2 марта на митинг без отличительных знаков. Стоял у памятника Шевченко, когда там было пусто. А антимайдан был у обладминистрации. И тут подошли трое человек спортивной наружности лет за 30, начали спрашивать – кто я и что я. Сказали, что местные и стали тыкать паспорта. Причем, они немолодые, но я обратил внимание, что паспорта они достают без обложки (что у нас редкость) и совершенно новые. Теперь я понимаю, что скорее всего это были те самые крымские паспорта, которые они там «дернули». Начали меня немножко втаптывать в асфальт. Выдернула меня милиция. Что стояла рядом. Отвезли в травматологию. Оттуда я поехал в Киев, потому что там было побезопаснее. Утром я позвонил домой и спросил – никто не приходил. Мне ответили, что нет, но в нашем подъезде с домофоном, на лестничной клетке выше моей, всю ночь просидели какие-то молодые люди. В нашем подъезде вообще никогда такого не было. И я понял, что мне туда дорога закрыта. Нелепо было подставляться. У меня была информация по 5 марта, что привезли группы боевиков физически «решать вопрос». Я ругался с организаторами – чтобы не выходили, потому что все очень плохо кончится. А они говорили, что им виднее. И вот мы получили – 13 марта. Потом я еще приезжал и участвовал в собрании возле городского Дома пионеров 17 апреля. Ляшко приезжал. Но я ездил в Киев, чтобы довести активу, что нужно реагировать на то, что происходит в Донецке. Без внешней поддержки мы не могли удержатся. При том. что милиция уже ходила с колорадскими лентами. И нам, донеччанам, нужен был сигнал, что Киев заинтересован в городе. Я пытался выйти на Яроша, но не удалось. Мне говорили – не провоцируйте, не надо нагнетать. Вот и получили…

— Чем занимаетесь сейчас?

— Также в Киеве, стал фрилансером. С той редакцией, где я работал нам не по пути – там болезнь «русского мира».

— А что с жильем?

— Обещают тем, у кого двойной статус – ВПЛ и УБД. Но тяжело. Вот справку пересенеца только в мае этого года получил.

— Так Вы воевали?

— Да, шестая волна мобилизации. 15-16 годы. Разведчик 26-й артиллерийской Бердичевской бригады, стояли под Бахмутом, Курахово, Красногоровкой. Все мои знакомые с донецкого Майдана, 90% служили, кто добровольцем, кто нацгварией и пр.

— С высоты 5 лет, как Вы все это воспринимаете? Вот нас обвинили, что напрасно назвали Евгения Насадюка, что он держал на плечах Донеччину.

— Мое мнение, если бы он не вышел – ничего бы не началось. А я однозначно бы все повторил. Единственно, что не слушал бы Киев, что «не надо особо шевелиться, провоцировать», а оставил бы 12 марта группу реагирования. Если бы я сам тогда был там, то человек пять подготовленных оставил бы на 13 марта. Чтобы, например, мы захватили какой-то грузовик и таранили бы ту толпу, не взирая на потери. Менты, не менты пох… Я бы выхватывал и спасал наших.

— Ну, Вы уже говорите как военный.

— Так тогда уже война и началась. Если бы тогда было хотя бы несколько публичных трупов с той стороны – оно бы быстро все и затихло. Нужно было просто дать ответку. Их разбаловала безнаказанность. Когда они бегали, снимали флаги, на нас нападали и им ничего не было. Если бы тогда реально были 2-3 автобуса правосеков, то они реально бы изменили ситуацию. Я тогда прилагал все усилия, чтобы в Киеве выделили хоть какие-то резервы. Но, у меня не получилось. Вот об этом я жалею.

— Вам важно, чтоб о тех днях помнили?

— Да, но не людей, их было мало, а ситуацию. Что привело к таким последствиям. Чтобы были понятны причинно-следственные связи. Пусть даже без оценок. Чтобы молодежь понимала, что есть моменты, когда ты не должен оставаться равнодушным.

— Чтобы не училки об этом рассказывали, которые ходили на «референдум», а теперь скрепя сердцем делают для отчета «уголок Евромайдана», а чтобы Вы в живую рассказывали.

— Звоните, я готов в этом участвовать.

Беседовал В.Березин.