10 миллионов за исковерканную жизнь

Поводом для иска стало решение славянского суда, которым 26 декабря 2007 года был частично удовлетворен иск мэра Славянска Валентина Рыбачука к телекомпании «САТ-плюс» и журналистке Наталье Поповой. В серии материалов Наталья Попова провела параллель между джипом мэра, который содержался за деньги городской казны, и разбитой Аллеей славы — на ее ремонт у города не хватало денег. Мэр на эту параллель обиделся и подал в суд, оценив свой моральный ущерб в 100 тысяч гривен. Суд обязал журналистов опровергнуть информацию и выплатить ответчику 80 тысяч гривен.
 

 

«Если страдания мэра Славянска от двух слов правды суд оценил в целых 80 тысяч гривен, то, сколько же мне задолжало государство за 6,5 лет тюремных ужасов, год настоящего голодомора и перенесенный туберкулез?» — задумался краматорчанин. Прикинул и решил, что его исковерканная судьба стоит не меньше десяти миллионов гривен. На такую сумму и подал иск в Краматорский городской суд к государству Украина. Но оказалось, что государство не может быть ответчиком. Как сказано в постановлении суда на его первоначальный иск: «государство само по себе не может быть стороной в деле, от его имени выступает определенный орган государственной власти». Пришлось иск переадресовать Краматорскому ГО УМВД и администрации исправительного учреждения КИК-19 города Вахрушево‑2 Луганской области.

Чем же не угодили Сергею милиционеры и зона? Он считает, что действия, а вернее, бездействие сотрудников милиции спровоцировали его на совершение убийства, а администрация исправительного учреждения бездействовала во время настоящего голодомора 1996 года.
 

Началась эта история в декабре 1994 года. Сергею было 23 года, он успешно учился в институте. Однажды его 17‑летний брат Андрей рассказал ему, что уже несколько лет, угрожая увечьями, его насилует муж их матери (Сергей не может называть этого человека отчимом). Шокированный старший брат идет в милицию с заявлением: накажите, защитите. Следователь обещал расследовать, но буквально на следующий день его словно подменили. Следователь резко заявил: «Мы на корзину не работаем!» и в дальнейшем расследовании отказал. Что произошло, Сергей до сих пор толком не понимает. Возможно, свою роль сыграло то, что «отчим» был ударником труда и депутатом горсовета.

Так молодой человек один на один остался с обидчиком любимого брата. Его переполняла злость за то, что насильник не только оставался безнаказанным, но и продолжал вести себя вызывающе. С каждым днем напряжение в семье росло.

Через три недели, 29 декабря, как это принято писать в милицейских сводках — на почве неприязненных отношений, между Сергеем и мужем его матери произошла драка, и в результате парень убил насильника брата. Убийца и не думал скрываться. Дождался милиции и в убийстве сознался. Говорит, почувствовал тогда большое облегчение.

Сергея отвезли в старогородское отделение милиции и закрыли в кладовой (за неимением нужного помещения). Чтобы он оказался в СИЗО, нужно было постановление прокурора, но на дворе — 29 декабря… «Вспомнили» о задержанном 3 января. Тогда и отправили в СИЗО. До этого, в течение пяти дней, человек сидел в кладовой размером метр на полтора, даже лечь было невозможно. Причем, периодически в эту кладовую подселяли еще задержанных. И эти дни в срок отбытия наказания ему не засчитали.

В июне 1995‑го Краматорский городской суд приговорил Сергея к восьми годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии усиленного режима.
 

Первые месяцы заключения в колонии кормили как положено. Внезапно, ровно с 1 января 1996 г., норма питания в ИТК была сокращена. Если до этого одному заключенному в сутки выдавалось больше полбуханки хлеба, то с Нового года — около 100 грамм. «Это меньше минимального пайка в блокадном Ленинграде (125 гр.)! Баланда состояла из одной воды с редко плавающими крупинками или кусочком картошки. И так продолжалось в течение года», — рассказывает бывший заключенный. Сергей слышал, что за это время в лагере умерли от голода более 400 человек. Конечно, точную цифру зек знать не мог. Хоронили умерших при зоне под номерами. «Обидно, что умирали молодые, осужденные, например, на два года за украденный мешок картошки. Это страшно — утром просыпаешься, а уже несколько человек мертвы», — вспоминает Сергей. «Много давали каши из какого‑то коричневого круглого зерна. Оно было жестким, жевать очень трудно. Тех, кто не мог жевать, а просто глотал целиком, называли «утками». Они тоже умирали от истощения, забивая желудок этим зерном, не получая никаких питательных веществ. Полтора года мы вообще не видели картошки. Раньше я и представить не мог, что картошка может сниться! Но это было. Через год голодовки люди от меня в бане стали шарахаться. Себя‑то со стороны не видно, а в маленькое зеркальце можно рассмотреть только лицо. На других глянешь — скелеты, а о себе‑то думаешь, что выглядишь вполне прилично… Сталин так голодом не морил. Ему были нужны рабочие».

«Даже воду нам поставляли из болота. Зимой еще ничего, но летом она действовала как слабительное. От нее люди болели дизентерией и буквально за три дня обезвоживания умирали. Я старался не пить и не есть, лечился голоданием, лекарств‑то на зоне нет».
 

Голод — сильная психологическая ломка. Еще со времен ГУЛАГа лагерные власти использовали голод как «кнут» для зеков. Правда, Сергей прав: Сталин не морил зеков голодом. Например, в 1939 году были установлены нормы питания для заключенных. Возьмем, например, норму для средней категории (всего их было 10). Не считая всяких мелочей, типа соли и чая, зеку в сутки полагалось: хлеб ржаной — 1200 г, крупа — 130 г, мясо — 30 г, рыба — 158 г, овощи — 600 г.

Любопытно сравнить меню ГУЛАГа с нормами, которые были приняты с 1992 года в Украине. Нашим зекам правительство обещало в сутки: хлеба— 650 г, крупы — 120 г, мяса — 100 г, рыбы — 100 г, овощей — 800 г. Но весь 1996 год в исправительном учреждении КИК-19 о такой «паечке» заключенные только мечтали.

Вслед за голодом на зону пришел и его неминуемый спутник — туберкулез. Разразилась невиданная эпидемия. Но на специальных тубзонах для всех заболевших свободных мест не хватало. Поэтому в обычной зоне «доходягам» выделили так называемый «дистрофийный» барак. Здесь они так же голодали и умирали.

В какой‑то момент и Сергей стал чувствовать себя все хуже и хуже. В конце концов, ему был поставлен диагноз «инфильтративный туберкулез верхней доли левого лёгкого», но только через несколько месяцев его перевели в тубзону г. Алчевска, где питание было уже вполне нормальным.

Сергей уверен, что выжил в таких условиях только благодаря регулярным продуктовым посылкам родных (8 кг раз в два месяца) и молодости. Он считает, что администрация колонии создала бесчеловечные условия содержания заключенных, направленные на их уничтожение. А ведь суд лишал их свободы, но не здоровья, а тем более — жизни.

Однако основным ответчиком по своему иску Сергей считает городскую милицию. По вине ее сотрудников 23‑летний студент был вынужден самостоятельно защищать честь, достоинство и здоровье своего брата и, в результате, стать преступником. Потом его подвергли содержанию в «лагере смерти», что привело к тяжкому заболеванию. Моральный ущерб Сергей терпит и сейчас, отбыв наказание: он не может устроиться на серьезную работу, ведь многие работодатели по своим каналам проверяют прошлое соискателя и бывшему зеку отказывают.

Теперь Сергей намерен взыскать с ответчиков моральный ущерб, а в ходе судебного разбирательства обещает предоставить дополнительные факты незаконного, жестокого и бесчеловечного обращения с заключёнными и подследственными.

Примет ли суд такие факты и аргументы, удовлетворит ли такой иск? Это может стать проверкой на вшивость для наших законников. Ведь закон должен быть одинаков для всех — и для мэра, и для бывшего заключенного.
 

Такое сообщение о Сергее появилось в одной из краматорских газет после суда. Читая это, понимаешь, что не зря, порой, ругают люди журналистов. Ради хлестких заголовков и красивых сравнений мы готовы пожертвовать «тонкостями» и «нюансами» чужих жизней.
 

Чудовищно выглядит сравнение Сергея, защищавшего честь брата с Раскольниковым, убившим процентщицу ради подтверждения «теории» о «твари дрожащей». «Наверное, это сравнение должно мне льстить», — грустно улыбается Сергей.

Елена Костенко, «Новости».